Что такое Консоционализм
Интерес нидерландо-американского политолога Аренда Лейпхарта (род. в 1936 г.) к проблемам консенсуса и его практического обрамления в конституциональном и нормативном дизайне политий вытекает из его исследований теории демократии и демократического правления в многосоставных обществах. Детальное рассмотрение проблемы совмещения демократичеcких принципов с многосоставным характером ряда политий, из сложных структур привели ученого к конструкции самостоятельной теории – концепции консоционализма, достаточно популярной и по сей день в разрешении споров и преодолении разногласий (конфликтов) в многосоставных обществах.
Жоомарт Ормонбеков*
Теория консоционализма Аренда Лейпхарта
Интерес нидерландо-американского политолога Аренда Лейпхарта (род. в 1936 г.) к проблемам консенсуса и его практического обрамления в конституциональном и нормативном дизайне политий вытекает из его исследований теории демократии и демократического правления в многосоставных обществах. Детальное рассмотрение проблемы совмещения демократичеcких принципов с многосоставным характером ряда политий, из сложных структур привели ученого к конструкции самостоятельной теории – концепции консоционализма, достаточно популярной и по сей день в разрешении споров и преодолении разногласий (конфликтов) в многосоставных обществах.
Теория консоционализма Аренда Лейпхарта является полной и самодостаточной концепцией, в рамках которой рассматривается двойной феномен возникновения вертикального сегментирования общества на отдельные группы населения по определенным общим признакам (религия, язык, раса, этнос, идеология) и институционализация переговорного процесса на уровне элит вышеназванных групп. Наиболее полно и оригинально теория консоционализма была изложена А. Лейпхартом в ряде научных публикаций[1], в том числе и таких классических трудах, как «Разделение, пасификация и умиротворение в нидерландской политике»[2] и «Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование» (издано на русском языке в 1997 г.)[3]. Возникшие на основе критики лейпхартовской теории концепты также составляют теорию, дополняя и укрепляя эволюцию видения Лейпхартом консоционализма.
Кроме Лейпхарта, основателя учения о консоциональной демократии, ряд выдающихся исследователей политической науки внесли свой вклад в становление и дальнейшее развитие теории. В особенности стоит отметить В. Лорвина[4], Г. Лембруха[5] и других западных политологов[6].
Интересно, что сама теория сообщественности или консоционализма, как ее назвал Лейпхарт, является результатом сравнения[7]. Концепция о многосоставных обществах возникла и получила развитие именно благодаря сравнительному методу, получившему особую популярность в 60-80-ые гг. прошлого столетия. Сам термин «консоционализм» впервые был использован немецким философом Альтузием в XVII в. («Политика»), а среди современных авторов термин использовался политологом Д. Аптером для обозначения типов власти в Африке[8]. Однако именно Лейпхарт первым использовал этот термин в его современном значении.
Концепция Лейпхарта о многосоставном обществе возникла на пересечении классической, но, по мнению Лейпхарта, несовершенной классификации политических систем Г. Алмонда и желании А. Лейпхарта соотнести сложившуюся в его родных Нидерландах политическую систему с тем или иным типом политий.
Сегментированность общества в той или иной степени всегда была присуща как европейским демократиям, так и государствам «третьего мира». Г. Алмонд в своей знаменитой классификации политических систем разделил страны по признакам соотношения политической культуры и социальной структуры, а также уровня политической стабильности на три основные группы: англо-американская система (однотипность и высокий уровень стабильности), европейско-континентальная (фрагментарность и меньший уровень политической стабильности), а также тип политической системы, куда ученый отнес страны Скандинавии и Нижние земли (Бельгия и Нидерланды). Третьей группе в классификации Алмонда определено место между первыми двумя, и в связи с подробной характеристикой основных типов, данная группа стран подробно не описывается, определяясь как смешанный тип[9].
Однако, Лейпхарт, при сравнении всех трех типов приходит к выводу, что классификация Алмонда требует некоторого уточнения, согласно которому в классификации должна учитываться роль политических элит в качестве одного из основных критериев. В результате введения вышеназванного критерия, чья роль становится особенно важной в сегментированных обществах, мы получаем несколько иное представление о классификации типов политических систем. Уточнение Лейпхарта сводится к тому, что третий тип должен быть разделен между первым и вторым так, чтобы страны Скандинавии были отнесены в первую группу, в связи с присущей им политической гомогенностью, а Бельгия, Нидерланды, Австрия и Швейцария должны принадлежать второй группе, что подтверждает фрагментарность, характерную для этих политий[10].
Вместе с тем, Лейпхарт одновременно предлагает и свою собственную классификацию, в которой он переименовывает два основных типа Алмонда в центростремительный и центробежный для избежания нападок в необоснованности использования географического критерия и выделяет ряд малых европейских демократий и государств третьего мира в отдельную категорию – консоциональные демократии[11]. Это было сделано для того, чтобы избежать игнорирования фактора политической стабильности. По мнению Лейпхарта, консоциональные демократии являются фрагментарными как центробежные, но в отличии от них стабильными. Для полного охвата политических систем, к классификации Лейпхарта часто добавляют и четвертый тип – недемократические (деполитизированные) политии[12].
Еще одной причиной пересмотра классификации Алмонда было то, что Лейпхарт не мог найти в той классификации места для его родных Нидерландов, в которых сложилась достаточно уникальная политическая система. В послевоенных Нидерландах существовало четыре сообщества – так называемые четыре опоры нидерландского общества (zuilen), разделенных между собой религиозными и идеологическими противоречиями: католики, протестанты, социалисты и либералы. К 50-м гг. ХХ в. система пускает корни до такой степени, что внутри каждого блока создаются отдельные партии, профсоюзы и другие сопутствующие институты, рупором интересов каждой опоры служили свои газеты, радиотелестанции. Различные культурные, спортивные и благотворительные организации вели свою деятельность в рамках каждого отдельного zuil.
Политическая социализация, рекрутизация, становление элит и другие схожие политические процессы населения также полностью происходили в рамках определенного блока. Человек с рождения начинал идентифицировать себя с определенным zuil. От принадлежности к той или иной опоре зависели и процессы социализации и получение образования индивидом.
Начиная с детского сада и заканчивая университетом, жизнь индивида полностью проходила в рамках одной из опор голландского общества. То же самое касалось и заключения браков. Согласно некоторым источникам, в 60-х гг. почти 95% браков в Нидерландах заключались в рамках одного блока. Таким образом, в лингвистически и этнически гетерогенных Нидерландах возникла уникальная система verzuiling (ферзёйлинг) и прочно вошла в политологический лексикон в качестве непереводимого неологизма[13].
Несомненно, сложившаяся в Нидерландах сложная политическая система, а также схожие процессы в ряде малых демократий Западной Европы (Бельгия, Австрия, Швейцария), требовали усовершенствования классификации политических систем.
Великой заслугой Лейпхарта является то, что он смог подвести теоретическую основу под концепцию консоционализма. Его теория обогащалась постепенно и стала результатом многолетних исследований в сфере сравнительного анализа политических систем самых разных государств мира.
По Лейпхарту, главными признаками консоциональной демократии являются четыре основных фактора: большая коалиция, автономия сегментов, соблюдение принципа пропорциональности и использование права вето в процессе принятия политических решений[14].
Большая коалиция
Возможно, наиболее важным и необходимым критерием сообщественной демократии является наличие и эффективное существование большой коалиции. Большая коалиция – это сотрудничество политических элит всех значительных сегментов многосоставного общества в управлении той или иной политией.
По большому счету, создание большой коалиции это отказ от принципа управления большинством, то есть когда управление страной осуществляется представителями той политической силы, которая получила наибольшую порцию доверия от населения страны.
Однако без сотрудничества политических элит, точнее без более или менее равного участия политических элит в управлении страной, во многих случаях невозможно дальнейшее продвижение вперед, разрешение разногласий, ставится под вопрос мирный характер принятия решений. Большая коалиция скорее не результат консоциональных процессов, а больше отражение стремления политических элит сегментов сотрудничать, что создает основу для институционализации консоциональной структуры политии.
Большая коалиция идеально вписывается в условия парламентской монархии или республики[15]. Это, прежде всего, связано с особенностями формирования правительства в парламентских демократиях. В парламентских монархиях такие условия еще более благоприятны в связи с отсутствием партийного президента и наличием беспартийного монарха. Большая коалиция не может существовать в условиях авторитаризма (если только такая коалиция не является искусственным придатком режима) и тоталитаризма.
Возможно, наиболее наглядным примером большой коалиции среди европейских политий может послужить Швейцария, где большая коалиция формируется согласно так называемой «магической формуле», которая впервые была применена еще в 1959 г.[16] Так, коллегиальный орган исполнительной власти – Федеральный совет, объединяющий в себе полномочия главы государства и кабинета министров, состоит из 7 человек, представителей наиболее влиятельных политических партий страны: два либерала, два социалиста, два католика и один представитель от Народной партии.
В Бельгии и других консоциональных или постконсоциональных политиях (Австрия, Нидерланды) принцип большой коалиции не институционализирован, в связи с чем, некоторые крупные политические партии могут оказаться в оппозиции в результате парламентских выборов. Такая ситуация ведет к созданию модели «ротационной коалиции», когда победившая на выборах партия формирует такое коалиционное правительство, когда их политические противники оказываются в оппозиции.
Например, в Бельгии с 1999 г. у власти находится так называемая «фиолетовая коалиция», состоящая из либералов и социалистов, как фламандских, так и валлонских. В оппозиции находятся демохристиане и крайне правые националисты. В Австрии же правительство сформировано из представителей Австрийской народной партии и Австрийской партии свободы, в то время как социалисты и «зеленые», несмотря на большое количество мест в парламенте, находятся в оппозиции к нынешнему правительству. Примерно такая же ситуация складывается и в Нидерландах последние 25-30 лет. С 2003 г. правоцентристскому правительству противостоит социалистическо-либеральная оппозиция.
Почему так важно наличие большой коалиции в консоциональной демократии? Политические элиты автономных сегментов того или иного многосоставного общества являются основными носителями идей и требований того сегмента, который они представляют. Если бы роль элит была незначительна, и основные требования выражались бы народной массой, налицо были бы признаки кризисной ситуации, а не поиска политического компромисса как это делается в рамках консоциональной демократии именно на уровне элит.
В рамках большой коалиции элиты имеют возможность разрешить разногласия между различными сегментами. В свою очередь для достижения компромиссов необходимо иметь способность преодолевать разрыв между сегментами и объединяться с политической элитой противостоящего блока для принятия совместных решений.
Такое качество политических элит может проявиться в двух случаях: при наличии угрозы внешней и внутренней безопасности. Здесь наилучшим примером могут стать Нидерланды, в которых zuilen объединились в коалиционное правительство в годы второй мировой войны во время фашистской оккупации. В мирное, но голодное послевоенное время, несмотря на еще большую фрагментацию голландского общества, коалиционные правительства проводили экономические реформы, в результате которых было достигнуто так называемое «голландское чудо».
Такие качества политических элит, в свою очередь, зависят от степени приверженности к существующей системе и желания укреплять стабильность. Таким образом, политические элиты должны себя идентифицировать в первую очередь в качестве бельгийцев, голландцев, или швейцарцев, передвинув этнические, идеологические и религиозные характеристики на второй план.
Автономия сегментов
Любое многосоставное общество характеризуется тем, что состоит из различных составляющих, сегментов, фрагментов, частей. В Нидерландах это были zuilen, в Ливане – это религиозные группы, в дофедеральной Бельгии и Люксембурге – это familles spirituelles (партийные семьи), в современной федеративной Бельгии и Швейцарии – лингвистические сообщества. Сегментирование общества может проводиться по самому широкому спектру различий: раса, язык, религия, этнос, идеология, принадлежность к различным кланам. В мире трудно найти полностью гомогенные политии, в каждом государстве есть разделение на определенные группы.
Однако только когда такое разделение носит политический характер, мы можем говорить о фрагментированности того или иного общества, о его многосоставном характере. И лишь в том случае, если сегменты многосоставного общества обладают определенной автономией, приходится говорить о предпосылках консоциональной демократии. Одно лишь наличие автономных сегментов не может обеспечить появления структур консоциональной политии.
Например, в Грузии есть территориально-этнические автономии как Абхазия, Аджария и Южная Осетия, однако они не участвуют в управлении страной (Грузией) на основе коалиционного принципа, они не представлены во властных структурах грузинского государства (не соблюдается принцип пропорциональности) и, наконец, они не обладают правом вето, то есть не могут повлиять на процесс принятия решений[17]. На основе этого примера, очевиден вывод, что эффективная консоциация возможна не в обществе, разделенном на автономные сегменты, а лишь при наличии всех необходимых факторов.
Право вето
Еще одной важнейшей предпосылкой для возникновения консоционального общества должна быть институционализация права вето в процессе принятия политических решений на государственном уровне. Право на использование вето было введено в качестве обеспечения прав меньшинств на участие в процессе принятия решений и для защиты позиций меньшинств.
Однако, несмотря на все преимущества права вето, его чрезмерно частое использование в качестве инструмента влияния тормозит сам процесс принятия решений. Примером может послужить такое квазифедеративное объединение как Европейский Союз, который также имеет большую коалицию (в Еврокомиссии и других институтах европейского интеграционного объединения представлены все государства-члены ЕС), придерживается принципа пропорциональности (представительство в Европарламенте формируется пропорционально количеству населения, по такому же принципу принимаются решение в Совете министров ЕС) и, наконец, обеспечивается автономия сегментов (государства-члены обладают суверенитетом и независимостью). Единственный выпадающий здесь критерий – право вето, ранее широко использовавшееся в процессе принятия всех решений в ЕС. Однако в связи со снижением темпов развития европейской интеграции, согласно Ниццскому договору 2001 г., предпочтение было отдано принципу квалифицированного большинства. Вместе с тем, необходимо отметить, что право вето все же было сохранено в сфере «жизненно важных вопросов» для каждого государства-члена (например, как внешняя политика). Смогут ли и консоциональные общества по примеру ЕС отказаться от широкого и частого использования права вето в процессе принятия решений?
Для ответа на этот вопрос, необходимо, прежде всего, определить степень необходимости такого отказа. Если для такого интеграционного объединения как ЕС жизненно необходимо было развивать надгосударственные институты и углублять интеграционные процессы, то для консоциональных обществ, чьей целью является status-quo существующей формы политической системы, отказ от права вето может привести к нежелательным результатам. Таким образом, раскрывается новый аспект использования права вето как сдерживающего и стабилизирующего механизма. К тому же взаимный характер права вето ограничивает его слишком частое использование группами, представляющими меньшинства, для которых само существование института права вето дает гарантию и уверенность в политической безопасности.
Например, право вето достаточно прочно вошло в консоциональный дизайн Бельгии. Законопроекты в обеих палатах федерального парламента Бельгии не могут выноситься на голосование той или иной палаты без одобрения большинством в каждой лингвистической группе. Ветирование применяется также и на межсегментном уровне. К примеру, ни один регион или сообщество в Бельгии не могут заключить международное соглашение без согласия на то остальных субъектов бельгийской федерации[18].
В тоже время нельзя отбрасывать возможность того, что в будущем консоциональные политии могут по примеру европейских институтов отказаться от использования права вето как устаревшего и неэффективного инструмента. Однако для этого необходимо создание соответствующих условий, и, прежде всего очень высокий уровень доверия между политическими элитами, на основе которого бы большая коалиция (grand coalition) была преобразована в большой союз (grand union)[19].
Пропорциональность
Четвертый основной критерий консоционального государства выражается в приверженности принципу пропорциональности при распределении государственных постов в управленческом аппарате, а также финансовых средств. Главным недостатком применения данного принципа с точки зрения демократических принципов является завышенное представительство меньшинств или паритет между более многочисленными и менее многочисленными сегментами. Так, в бельгийском сенате согласно последнему закону о выборах 2002 г. представлено по 35 сенаторов от обеих лингвистических групп, несмотря на количественное преимущество фламандцев[20]. В Совете кантонов швейцарского парламента каждый кантон представлен двумя делегатами (полукантон одним делегатом) также вне зависимости от количества населения[21].
Однако при более детальном рассмотрении этот недостаток превращается в необходимость для реализации принципа пропорциональности в рамках процесса принятия решений. Введение паритетности или завышенного представительства меньшинств позволяет в условиях пропорциональности откладывать принятие решения по тому или иному вопросу, пока вопрос не разрешится сам собой, либо путем передачи на более высокий, а значит более узкий уровень, где принятие решения пройдет легче в связи с количественным ограничением участников и более высоким уровнем доверия представителей политических элит. Такой аспект принципа пропорциональности наиболее ярко демонстрирует знаменитый механизм «бельгийский морозильник», когда бельгийский парламент «замораживает» то или иное решение на определенное время в связи с невозможностью его разрешения.
Таким образом, в Австрии и Нидерландах министерские портфели делятся между участниками большой коалиции, в то время как остальные политические силы остаются в оппозиции и участвуют в процессе принятия решений доступными им методами. В Бельгии и Швейцарии, где кроме идеологического плюрализма, существует также и этнолингвистическая фрагментарность, применение принципа пропорциональности проработано более детально и тщательно.
Иллюстрацией тому, что все четыре критерия сообщественной демократии, предложенные А. Лейпхартом взаимосвязаны между собой и не могут обеспечить эффективную консоциацию в разрыве друг от друга, может послужить следующий рисунок.
Для доказательства правомерности утверждения о том, что все четыре вышеназванных критерия взаимосвязаны и взаимозависимы, попробуем рассмотреть два примера: консоциональные и неконсоциональные многосоставные общества. Во втором случае возьмем в качестве примера некую абстрактную многосоставную демократию, где должны были бы использоваться консоциональные методы принятия решений, однако это не делается, прежде всего, в связи с недостаточным уровнем развития демократической системы в целом.
Несмотря на наличие автономий, их институциональная неоформленность удерживает от федеративных проектов, заставляя власти страны совершенствовать регионализированное государство, из чего можно сделать вывод, что в данном случае достаточно хорошо развита автономия сегментов. Однако то же самое нельзя сказать в отношении других критериев: здесь не приходится говорить о большой коалиции как таковой и праве вето меньшинств на решения, принимаемые большинством. Что касается принципа пропорциональности, то и его наличие в этом случае несколько половинчато.
В однопалатном парламенте рассматриваемой абстрактной политии не предусмотрено квоты для представителей автономий, и их ограниченное присутствие в нем обусловлено результатами выборов в избирательных округах, территориально расположенных в автономных сегментах. Представительство автономных сегментов в составе правительства стремится к нулю в связи с отсутствием большой коалиции.
Таким образом, такая неконсоциональная полития может быть выражена лишь наличием автономии сегментов, которая теряет свой смысл без их участия в процессе принятия решений на государственном уровне и без права вето. Случайная пропорциональность не может в достаточной степени обеспечить представительство автономных сегментов как в процессе принятия решений, так и в распределении государственных постов и финансовых средств (см. Рис.2.).
Как уже говорилось выше, несущим критерием является автономия сегментов, без которой нельзя представить себе участие политических элит этих сегментов в большой игре (т.е. наличие большой коалиции), без первоначальной автономии рано говорить и о праве вето, и о соблюдении принципа пропорциональности. В свою очередь большая коалиция без сегментированности общества теряет свой «коалиционный» характер и может превратиться с обычный блок со схожими интересами.
Большая коалиция также придает смысл пропорциональности в рамках всей политии и использует ветирование в качестве одного из основных инструментов в процессе принятия решений. Несмотря на то, что право вето и принцип пропорциональности часто рассматриваются в качестве вспомогательных по отношению к первым двум критериям А. Лейпхарта, без их наличия консоциональность может стать не только неполной, но и неэффективной. Так, право вето является одним из признаков автономии, основным инструментом большой коалиции и гарантом пропорциональности. Также неоспорима и зависимость принципа пропорциональности от факта наличия сегментной автономии, его уравновешивающей роли в деятельности коалиции и использовании права вето.
Таким образом, в свое время теория Лейпхарта стала важной концептуальной базой для объяснения политических феноменов в ряде многосоставных политий в Западной Европе, а с развитием демократии, и в Африке, и на Ближнем Востоке. В то же время, описывая динамичные, находящиеся в постоянном развитии процессы, с течением времени менялась и сама теория Лейпхарта. На сегодняшний день она представляется уже не такой категоричной как вначале, а более гибкой, и, безусловно, узконаправленной.
Критика теории Лейпхарта
Несмотря на неоценимый вклад А. Лейпхарта в становление и развитие современной теории консоционализма, нельзя утверждать, что она полностью обязана своим существованием одному А. Лейпхарту. Практически одновременно появилась теория Г. Лембруха Proporzdemokratie (позднее Konkordanzdmokratie), получившая меньшее распространение в связи с тем, что была предложена на немецком языке[22]. Остальные подтеории такие, как «общественная фрагментация» В. Лорвина[23], «дружественное соглашение» Ю. Штайнера[24] внесли дополнительный вклад в развитие общей теории консоциативизма. Критика концепции Лейпхарта отражена в работах Б. Барри[25], А. Паппалардо[26], Ф. Лейнера[27], а также частично в воззрениях Ю. Штайнера[28].
Так, Б. Барри в своих критических статьях, прежде всего, выражает несогласие с термином «консоционализм», требуя отличать теорию Лейпхарта и сам метод процесса принятия решений, что, по мнению ученого, представляется наиболее важным. Основываясь на своем терминологическом уточнении, Барри строит критику консоционализма, причем критикуется не сама теория, а выборка политий и степень их соответствия теории консоционализма и ее практическим механизмам[29].
Барри выбирает четыре «классические» консоциональные демократии – Швейцарию, Австрию, Бельгию и Нидерланды, и, основываясь на анализе консоциональных механизмов в каждой стране, приходит к выводу, что Швейцария совсем не является консоциональной с точки зрения процесса принятия решений, хотя может называться таковой с описательной точки зрения. В случае Австрии, которую Барри называет «главной драгоценностью в короне консоционализма»[30], ученый, признавая наличие эффективных консоциональных механизмов, не соглашается с тем, что существующая система процесса принятия решений является безальтернативной при всех равных возможностях.
Консоцианальность, с точки зрения процесса принятия решений в Нижних землях, то есть в Бельгии и Нидерландах, также неоднородна. Если Бельгия может характеризоваться в качестве консоциональной политии в отношении «familles spirituelles» (и никак не в этнолингвистическом отношении), то Нидерланды уже не могут определяться в качестве таковой после так называемой «пасификации» 1971 г.[31], которая, по мнению Барри, окончательно положила конец консоциональным традициям в этой стране[32].
В целом критика Барри носит достаточно объективный характер. Барри, соглашаясь с основными несущими идеями теории консоционализма, предлагает свои уточнения, но вместе с тем, критикуя несоответствие ряда «классических» политий принципам консоционализма, он рискует «подорвать» теорию в целом. Однако это ему не удается в связи с тем, что в своей критике, Барри не учитывает эффект развития, воспринимая теорию консоционализма как статичную парадигму, неспособную к внутренней трансформации и дальнейшему развитию. Вместе с тем, следует отметить, что терминологическое уточнение Барри и акцент на консоционализм как процесс принятия решений, а не теорию, повлияло на дальнейшие исследования в этой сфере.
Так, Штайнер, при анализе характера процесса принятия решений в Швейцарии также использует разделение терминов, предложенное Барри, что вносит большую степень ясности и четкости в теорию консоционализма в частности, и в сравнительные политологические исследования в целом[33]. Развивая критику лейпхартовской теории, начатой Барри, Штайнер предлагает рассматривать консоционализм с двух точек зрения: в качестве статичной структуры и процесса принятия решений. Под структурой он понимает общность письменно зафиксированных и неписанных правил, в рамках которой в той или иной стране принимаются решения. В краткосрочном разрезе эти правила остаются неизменными, что придает стабильность структуре. В то время как процесс принятия решений характеризовался как ежедневное взаимодействие между лицами, принимающими решения[34].
Штайнер, прежде всего, критикует Лейпхарта за его ограниченность в определении консоционализма только структурой. По мнению Штайнера, намного легче описать структуру, чем дать анализ процессам, что и ведет к ошибочным выводам. Так, он частично опровергает вывод Лейпхарта[35], что Швейцария единственная (на тот момент – 1985 г.) консоциональная полития путем проведения эксперимента (опроса). В результате им были получены выводы: 53% опрошенных (депутаты местных законодательных органов) ответили, что в их органе решения «часто» принимаются большинством, а не путем консенсуса. Так, он приходит к выводу, что Швейцария консоциональна по структуре, но в процессе принятия решений преобладают федеративные методы[36].
Вместе с тем, критика Штайнера имеет более широкий охват и концентрируется также на концепции многосоставного общества (plural society)[37] в целом и определении термина «многосоставное общество» в частности. Так, учитывая неясность вышеназванного термина, и связанные с этим сложности определения политий по этому признаку, Штайнер акцентирует внимание на том, что нет политии, которая бы не характеризовалась многосоставностью. И для избежания такого рода нестыковок, ученый предлагает использовать более развернутые описательные термины, где речь будет идти о степени многосоставности (Лейпхарт отреагировал на такое уточнение предложением сохранить status quo, чтобы еще больше не осложнять терминологический дизайн, возникший вокруг его теории)[38].
Следующим пунктом критики Штайнера стало предложение пополнить классификацию процесса принятия решений (управление большинством vs консоционализм) еще двумя видами – принятием решений путем интерпретации и принятием решений путем репрессий. Последний вид относится к недемократическим, и, видимо, был введен Штайнером для придания оконченности своей критической теории. Что касается первого типа принятия решений – интерпретацией – то это является открытием Штайнера, сделанным в результате его многолетних исследований заседаний партийных ячеек в кантонах Швейцарии и предпарламентского процесса консультаций на общенациональном уровне. По определению Штайнера, это такое решение, при котором один или более участников процесса интерпретируют дискуссию по тому или иному вопросу, и такая интерпретация принимается остальными участниками в качестве окончательного решения[39].
В результате внедрения уточнений Штайнера в теорию Лейпхарта в классификацию принятия решений вводится новый тип как «не-решение», и он существует и в качестве отдельного вида принятия решений, и в качестве подвида демократического типа решения. Полноту и некую оконченность этой классификации придает введение и недемократического (репрессивного) типа принятия решений. В целом данная классификация отражает существование консоционального и интерпретативного подходов к принятию решений. На мой взгляд, классификация не пострадает от того, если также будет введен консенсусный тип принятия решений, характеризующийся стимулированием более широкого распределения власти, в отличии от консоционального, где «power-sharing» (раздел полномочий) является одним из условий для эффективного применения такого типа решения.
Основываясь на убеждении, что факторы для возникновения консоционализма имеют первичное значение в теории, Паппалардо в качестве объекта своей критики избрал условия для возникновения консоциональной демократии, предложенные Лейпхартом[40]. В результате тщательного анализа семи основных и второстепенных факторов консоционализма, итальянский исследователь пришел к выводу, что политическая стабильность и взаимодействие элит остаются наиболее важными. Однако при этом Паппалардо уточняет, что не поведение элит, а стабильность электорального поведения, в результате которого и складывается элита сегментов, является определяющим фактором для взаимодействия элит, а значит и для эффективного функционирования политических механизмов консоционального характера[41].
Как упоминалось выше, некоторые политологи (Барри, Штайнер) полагают, что ни одна из политий Западной Европы (Нидерланды, Бельгия, Австрия и Швейцария) не являются полностью консоциональными. Большая часть критики относится к Нидерландам, которые ни по конституционному строю, ни по используемым механизмам политической системы не являются более консоциональным обществом, каким являлись во времена знаменитой системы verzuiling. Для многих исследователей главным аргументом является относительная культурная монолитность голландского общества, которая, однако может быть подвержена размыванию в связи с появлением еще одной, достаточно сильной субкультуры – мусульманства. Об этом свидетельствуют и последние события, когда известное своей толерантностью голландское общество позволило себе пойти на ряд хулиганских и вандалистских выходок в отношении мусульманской мечети и школ в ответ на убийство (предположительно арабскими подростками) режиссера Тео ван Гога, придерживавшегося антиисламских настроений.
Другим объектом критики является Швейцария, представляющая собой более сложный и неоднозначный пример, чем Нидерланды. Основная дискуссия велась и ведется по вопросу о том, является ли Швейцария монокультурой (или гомогенной) политией, либо разделяется на субкультуры и соответственно является многосоставным обществом[42]. Очевидно, что ответ на этот вопрос до сих пор неоднозначен.
Наличие в Швейцарии федеративного устройства с широкой автономией кантонов и использование четырех национальных языков говорит о многосоставности и мультикультурности страны, однако, вместе с тем приходится учитывать и идентификацию граждан этого государства с этнонимом «швейцарец», что, например, совершенно неприемлемо для валлонов, фламандцев и брюссельцев, являющихся гражданами Бельгии в отношении использования ими этнонима «бельгиец».
Несмотря на наличие консоциональных механизмов в структуре и принятии решений на федеральном уровне (хоть и с практикой проведения референдумов), в Швейцарии никогда не существовали разделенные общественные организации, профсоюзы, и т.д. Однако, вместе с тем, Швейцарию с некоторыми оговорками можно относить к числу консоциональных политий, учитывая сложившуюся практику принятия решений на федеральном уровне и институциональный дизайн.
В целом складывается впечатление, что критика теории Лейпхарта строилась в основном на слишком расплывчатой терминологии и сконцентрированности концепции на структурном описании консоциональных феноменов. Необходимо при этом отметить, что сам автор теории Лейпхарт относится к критике весьма конструктивно и часто «принимал» критические замечания, что и повлияло на эволюции теории консоционализма. Сейчас консоционализм это чаще не форма государственного устройства, а набор методов, инструментов принятия решений с целью избежания конфликтных ситуаций. Неизменным осталась главная цель консоционализма – достижение и обеспечение внутриполитической стабильности[43].
Однако вместе с тем, допускаются и случаи, когда принимаются не-решения (или непринятие решений)[44], что, как правило, влечет за собой торможение процесса принятия решений из-за характерных механизмов сотрудничества элит и большой коалиции. Говоря о категории эффективности, необходимо подразделять ее на эффективность ожидаемую в краткосрочной и долгосрочной перспективе.
Очевидно, что консоционализм не всегда является эффективным в краткосрочной перспективе в связи с возможным введением действия взаимного вето, а также необходимостью большего количества времени для согласования решения в рамках большой коалиции и обеспечения принципа пропорциональности. В долгосрочном аспекте консоционализм является более подходящим решением.
***
Концепция консоциональной демократии Аренда Лейпхарта возможно является одним из наиболее интересных и наиболее обсуждаемых феноменов современной политической и общественной системы. Позиционировавшийся поначалу как модель демократии, как тип демократического режима, консоционализм в результате видоизменился и получил практическое применение как метод разрешения внтуриполитических разногласий и конфликтов, мешающих дальнейшему развитию той или иной политии. Механизмы консоционализма дают возможность для гибкого сосуществования групп, различающихся по самым разным признакам, в рамках одного многосоставного общества. В некоторых случаях, например в Бельгии, развитие механизмов консоционализма приводит к институционализации такой политической структуры в форме федеративного государства, а в некоторых политиях, как, например в Швейцарии, консоционализм становится оптимальным инструментом, придающим гибкость и мягкость жесткой федеративной структуре.
Интересно, что условия для существования консоциональной модели демократии, определенные Лейпхартом в своих ранних трудах, и получившие свое развитие в его более поздних работах, играют, прежде всего, роль инструментария консоциальных методов разрешения конфликтов – использование принципа «большой коалиции», введение права вето и принципа пропорциональности в целях обеспечения прав меньшинств, а также наделение автономией как крайний шаг во избежание горячей стадии конфликта.
Несмотря на ряд недостатков в теории Лейпхарта, выведенных в критических работах Барри, Паппалардо и Штайнера, консоционализм смог адаптироваться в качестве «вспомогательной» теории при объяснении функционирования особых структур федеративных и федерированных политий, и получить широкое практическое применение благодаря достаточно гибкому инструментарию.
Консоционализм и федерализм, принадлежа к одной типологии демократии (немажоритарной по Лейпхарту, либо сложносоставной мажоритарной по Элазару), но, не являясь идентичными феноменами, все же частично совпадают (или накладываются друг на друга – «overlapping» по Лейпхарту) в некоторых аспектах и эффективно дополняют друг друга. Так же, как федерализм, концепция консоционализма имеет свою самостоятельную теоретическую базу, историю развития, свои собственные аспекты критики. Так же, как и федерализм, консоционализм уникален в каждой политии, он нигде не повторяется, нет идентичных консоциональных обществ. Являясь результатом сравнительных изысканий, теория консоционализма внесла большой вклад в развитие типологии демократии и учения о принятии решений.
Консоциональные методы актуальны и сегодня. Не разрешены «замороженные» конфликты на пространстве бывшего Советского Союза (Грузия и автономии, Нагорный Карабах, Приднестровье), в тупик зашли переговоры по урегулированию кипрского вопроса, новый виток нестабильности переживает Ливан после смерти харизматичного лидера Р. Харири, продолжаются острые дискуссии между шиитами, суннитами и курдами по будущей конституции Ирака.
Развитие глобализации и интеграционных вопросов ведет к образованию наднациональных структур. Ярким действенным примером является Европейский Союз, который в своей сложной структуре также вынужден прибегать к консоциональным методам. Таким образом, одновременно с развитием двух параллельных, но разнонаправленных процессов – интеграции и регионализации, наблюдается тенденция все более широкого применения консоционального дизайна в современных условиях, что, разумеется, придает новую волну интереса к теории Лейпхарта.
* Жоомарт Тынымбекович Ормонбеков – аспирант кафедры сравнительной политологии МГИМО (У) МИД России.
[1] Lijphart A. 1968. Verzuiling, kentering en de pacificatie in de Nederlandse politiek; Lijphart A. 1969. Consociational Democracy. World Politics 21, No 2: 207-225; Lijphart A. 1985. Non-Majoritarian Democracy: A Comparison of Federal and Consociational Theories. Publius: The Journal of Federalism. Vol.15, Number 2, pp. 3-16; Lijphart A. 1994. Electoral Systems and Party Systems. A Study of Twenty-Seven Democracies 1945-1990. Oxford University Press; Lijphart A. 1999. Patterns of Democracy. Government Forms and Perfromance in Thirty-Six Countries. Yale University Press.
[2] Lijphart A. 1968. Verzuiling, kentering en de pacificatie in de Nederlandse politiek.
[3] А. Лейпхарт. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. М., 1997.
[4] Lorwin V. 1971. Segmented Pluralism: Ideological Cleavages and Political Cohesion in the Smaller European Democracies. Vol. 3, Number 2, Jan. P. 141-177.
[5] Lehmbruch G. 1967. Proporzdemokratie: Politisches System und Politische Cultur in der Schweiz und in Oesterreich. Tueblingen, Ger.: Mohr; Lehmbruch G. 1993. Consociational Democracy and Corporatism in Switzerland. Publius 23, No 2 (Spring): 43-60.
[6] Huyse L. 1970. Passiviteit, Pacificatie en Verzuiling in de Belgische Politiek. Een Sociologische Studie. Standaarr Wetenschappelijke Uitgeverij, Antwerpen; Daalder H. 1974. The Consociational Democracy Theme. World Politics 26, No 4: 604-621; McRae K. 1986. Conflict and Compromise in Multilingual Societies. Vol. 2. Belgium. Wilfried Laurier University Press.
[8] Andeweg Rudy. 2000. Consociational Democracy. Annula Revue of Political Sciences 3: 509-36. p. 510.
[10] Lijphart A. 1969. Consociational Democracy. World Politics 21, No 2: 207-225. pp. 222-225; Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. М., 1997. С. 41-42.
[11] Lijphart A. 1969. Consociational Democracy. World Politics 21, No 2: 207-225. pp. 222.
[12] Dogan M., Pelassy D. 1990. How To Compare Nations. Strategies in Comparative Politics. 2nd edition. NJ. р. 96.
[13] Huyse L. 1970. Passiviteit, Pacificatie en Verzuiling in de Belgische Politiek. Een Sociologische Studie. Standaarr Wetenschappelijke Uitgeverij, Antwerpen; Lijphart A. 1975. The Politics of Accommodation: Pluralism and Democracy in the Netherlands. Berkeley: Univ. Calif. Press; Dogan M., Pelassy D. 1990. How To Compare Nations. Strategies in Comparative Politics. 2nd edition. NJ. р. 96-97.
[14] Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. М., 1997. С. 60.
[15] Там же. С. 71.
[16] Там же. С. 67.
[17] Khidasheli T. 2000. Federalism and Consociationalism. Perspectives for Georgian State Reform. In: Coppieters B., Darchiashvili D. and Akaba N. (eds), Federal Practice. Exploring Alternatives for Georgia and Abkhazia, Brussels, VUB University Press.
[18] Ормонбеков Ж. Бельгийская модель федерализма: особенности и перспективы // Казанский федералист. 2004. № 1(9).
[19] Andeweg Rudy. 2000. Consociational Democracy. Annula Revue of Political Sciences 3: 509-36. p. 513.
[20] Ормонбеков Ж. Указ. соч.
[21] Абраменко С.Л. Швейцарский федерализм на рубеже тысячелетий. МГИМО-Университет. 2003. С. 49.
[22] Lehmbruch G. 1967. Proporzdemokratie: Politisches System und Politische Cultur in der Schweiz und in Oesterreich. Tueblingen, Ger.: Mohr; Lehmbruch G. 1975. Consociational Democracy in the International System. European Journal of Political Research. 3, pp. 377-91; Lehmbruch G. 1993. Consociational Democracy and Corporatism in Switzerland. Publius 23, No 2 (Spring): 43-60.
[23] Lorwin V. 1971. Segmented Pluralism: Ideological Cleavages and Political Cohesion in the Smaller European Democracies. Vol. 3, Number 2, Jan. P. 141-177.
[24] Steiner J., Obler J. 1975. Does the Consociational Theory Really Hold foe Switzerland? In M. Esman (ed.) Ethnic Conflict in the Western World. pp.324-342; Steiner J., Dorff R.H. 1985. Structure and Process in Consociationalism and Federalism. Publius: The Journal of Federalism. Vol. 15, Number 2.
[25] Barry B. 1975. The Consociational Model and its Dangers. European Journal of Political Research. 3, #4. pp. 393-412; Barry B. 1975. Review Article: Consociational Democracy. British Journal of Political Science. 5. pp. 477-505.
[26] Pappalardo A. 1981. The Conditions for Consociational Democracy: A Logical and Empirical Critique. European Journal of Political Research. 9, pp. 365-90.
[27] Lehner F. 1984. Consociational Democracy in Switzerland. Political-Economic Explanation and Some Empirical Evidence. European Journal of Political Research 12, No 1 (March): 25-42.
[28] Steiner J., Obler J. 1975. Does the Consociational Theory Really Hold foe Switzerland? In M. Esman (ed.) Ethnic Conflict in the Western World. pp.324-342; Steiner J., Dorff R.H. 1985. Structure and Process in Consociationalism and Federalism. Publius: The Journal of Federalism. Vol. 15, Number 2; Steiner J. 1989. Power Sharing: Another Swiss “Export Product”? in J.V. Monteville (ed.) Conflict and Peacekeeping in Multiethnic Societies. pp. 107-114.
[29] Barry B. 1975. The Consociational Model and its Dangers. European Journal of Political Research. 3, #4. pp. 393-412; Barry B. 1975. Review Article: Consociational Democracy. British Journal of Political Science. 5. pp. 477-505.
[30] Barry B. 1975. Review Article: Consociational Democracy. British Journal of Political Science. 5. p. 490.
[31] После второй мировой войны общество в Нидерландах характеризовалось большой степенью разделенности на отдельные группы, или опоры (т.н. «система ферзёйлинг» – «разделение на опоры»). Несмотря на вмешательство монархов и активные усилия правительства, голландское общество продолжало оставаться разделенным вплоть до 70-х гг. прошлого столетия. Только прогрессивные взгляды послевоенной молодежи, включая образование соответствующей политической силы – партии «Демократы 66» («D66»), способствовали началу процесса «онтзёйлинг» («объединение опор»). В 1971 г. впервые партия, не входящая ни в одну опору («Демократы 66») вошла в правительственную коалицию.
[32] Barry B. 1975. Review Article: Consociational Democracy. British Journal of Political Science. 5. р. 501.
[33] Steiner J., Obler J. 1975. Does the Consociational Theory Really Hold foe Switzerland? In M. Esman (ed.) Ethnic Conflict in the Western World. pp. 324-325.
[34] Steiner J., Dorff R.H. 1985. Structure and Process in Consociationalism and Federalism. Publius: The Journal of Federalism. Vol. 15, Number 2. р. 49-55.
[35] Lijphart A. 1985. Non-Majoritarian Democracy: A Comparison of Federal and Consociational Theories. Publius: The Journal of Federalism. Vol.15, Number 2, pp. 13-14.
[36] Steiner J., Dorff R.H. 1985. Structure and Process in Consociationalism and Federalism. Publius: The Journal of Federalism. Vol. 15, Number 2. р. 51-52.
[37] Steiner J. 1981. The Consociational Theory and Beyond. Comparative Politics. April, pp. 342-354.
[38] Lijphart A. 1981. Consociational Theory. Problems and Prospects. A Reply. Comparative Politics. April. 355-60.
[39] Штайнер приводит пример, когда на заседании кантонального отделения некой партии, на котором присутствовали 31 член из 37, участником А было предложено производить перевод на французский язык наиболее важные моменты дискуссии, с учетом того, что 25% участников были франкоговорящие, а остальные являлись германоговорящими (особый бернский акцент). Участник Б выступил против этого предложения. Принявшие в дискуссии участие еще 3 участника поддержали участника А. В результате чего, председатель заседания принял решение в поддержку предложения участника А. Такое решение, по Штайнеру, и является решением, принятым по интерпретации. Если бы участник Б публично поддержал принятие решение – решение стало бы консоциативным, если бы выступил против – мажоритарным. В этом же случае участник Б промолчал, не выразив своего отношения, и решение было принято по интерпретации дискуссии председателем заседания (Steiner J., Obler J. 1975. Does the Consociational Theory Really Hold foe Switzerland? In M. Esman (ed.) Ethnic Conflict in the Western World. pp.330-331).
[40] Pappalardo A. 1981. The Conditions for Consociational Democracy: A Logical and Empirical Critique. European Journal of Political Research. 9, pp. 365-389.
[41] Ibid. pp. 386-387.
[42] Steiner J., Obler J. 1975. Does the Consociational Theory Really Hold foe Switzerland? In M. Esman (ed.) Ethnic Conflict in the Western World. pp. 324-325.
[43] Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. М., 1997. С. 86.
[44] В качестве примера не-решения можно привести принцип «бельгийского морозильника»: при отсутствии консенсуса решение не принимается, а откладывается на определенный срок до изменения обстоятельств.
Комментарии
Отправить комментарий